Средний класс включает в себя средние и нижние слои менеджеров и государственных чиновников, «белые воротнички» из научно–информационных отраслей, квалифицированных рабочих, научную, техническую и гуманитарную интеллигенцию и т.п. Они живут в прилегающих к городам районах, имеют в собственности двух–или одноэтажные семейные дома, небольшие земельные участки, по автомобилю средней стоимости на каждого взрослого члена семьи. Их дети учатся в частных университетах «второй» и «третьей» лиги. Средний класс также живет в собственном мире, изолированном от мира других классов.
Нижний класс США также представляет собой особую, замкнутую экономическую общность, изоляция которой во второй половине XX века значительно усилилась. В нем преобладают чернокожие американцы, испаноязычные выходцы из Латинской Америки, а также недавние эмигранты из азиатских и отчасти восточноевропейских стран. Представители нижнего класса в основном заняты неквалифицированным трудом в сфере обслуживания, на строительстве, в грязных производствах. Большинство из них снимают дешевые и маленькие квартиры, пользуются общественным транспортом. Большая часть детей из нижнего класса не оканчивают средней школы. Живет нижний класс в городской черте (за исключением центральной, деловой части) [24, с. 231–233].
Исходя из вышеизложенного, можно констатировать, что социальная структура современной западной цивилизации напоминает пирамиду. На ее вершине расположен узкий слой могущественной элиты, в руках которой находятся основные богатства мира и абсолютная власть, а в ее основании — многомиллионные массы людей, в большинстве своем лишенные элементарных материальных благ.
Западная идеология и пропаганда создают для рядовых обывателей анестезирующую иллюзию «общества равных возможностей», в котором якобы каждый может подняться из низших социальных слоев в высшие. В связи с этим приводятся примеры людей, которые наживали за короткий срок огромные капиталы или добивались других успехов. Однако много западных специалистов (например, William Rubinstein. The Rich in Brittain. 1986.) утверждают, что вертикальная социальная динамика в Европе и США является незначительной. По их мнению, там для подавляющего большинства людей главным условием приобретения высокого социального статуса является их происхождение, т.е. рождение в высшем социальном слое, а не какие–то личные качества. Поэтому представление о Западе как метаобществе «равных возможностей» не соответствует действительности. Наоборот, оно является социальной организацией тотального неравенства. Причем это неравенство основано не на природном неравенстве людей в плане их способностей и талантов, а на неравенстве в обладании деньгами, а значит, материальными благами. Деньги, вознесенные на вершину абсолютной ценности, сделали равенство между гражданами невозможным в принципе. Поэтому естественно, что реальная власть в западных странах оказалась в руках тех, кто владеет основными капиталами — узкого, изолированного круга избранных. В таких условиях демократическая система может существовать лишь номинально, как пропагандистская абстракция, скрывающая реальное положение дел. Фактически на Западе политическая власть давно является производной от власти финансовой. «За фасадом их (промышленных лидеров. — Авт.) слов, за их благочестивыми заявлениями о том, что было бы лучше для экономики, если бы правительство и политики не совались бы в бизнес, скрывается тесная связь между правительством и бизнесом. Итальянские ведущие промышленники не вовлечены открыто в политику, как это имеет место в отношении деловых кругов США. Они не занимают политических постов и постов в правительстве, не участвуют видимым образом в канализации финансовой поддержки кандидатов и политических партий, как это имеет место в США (там это делается явно!). Они действуют другими методами: подкуп, печать, телевидение, запутанные директораты и финансовые компании, манипулирование биржей, контроль коммерческих банков, которые мнимо принадлежат государству и обществу», — писал А. Зиновьев [7, с. 232].
Данные свидетельствуют, что американские финансовые магнаты постоянно наращивают уровень своего представительства в верхнем эшелоне исполнительной власти и дипломатической службе. Если в 1861–1877 годах их креатуры составляли 81% государственных чиновников, то в 1878—1897 годах–86,8%, а в 1898–1913 годах — 91,7% [29, с. 374]. И данная тенденция не ослабевает.
Кроме того, выдвиженцы (менеджеры и юристы) олигархических кланов абсолютно доминируют как в Республиканской, так и Демократической партии. Сами партии оказались в финансовом и организационном плане зависимыми от большого капитала. К этому можно добавить, что при этом идеологические и политические расхождения между партиями максимально сузились.
В свое время бывший председатель правления «Mid–land Bank» (Англия) Реджинальд Макенна заявил следующее: «Я боюсь, что простым гражданам не понравится, если они узнают, что банки могут создавать и создают деньги… И те, кто управляет кредитом страны, направляет политику правительств и держат в своих руках судьбу народа» [9, с. 140]. Как и в Великобритании, до эпохи доминирования США, так и в современных Соединенных Штатах, президент, правительство и парламент не играют определяющей роли. Они, как и правительство любой другой западной страны, лишь легитимные проводники интересов очень узкой, анонимной группы лиц, которая контролирует основные капиталы западного мира. Один из ведущих идеологов США С. Хантингтон в своей книге «Американская политика» заявил, что власть, для того чтобы быть эффективной, должна оставаться невидимой: «Архитекторы власти в США должны создать силу, которую можно будет ощутить, но не увидеть. Власть остается сильной, если она остается в потемках; при солнечном свете она начинает испаряться» [20, с. 208.].
Не зря в 1816 году Томас Джефферсон сказал: «Я считаю, что банковские учреждения более опасны для наших свобод, нежели постоянные армии. Они уже создали денежную аристократию, которая ни во что не ставит правительство» [9, с. 151]. Именно в связи с этим могущественный банкир Мейер Ротшильд произнес свою знаменитую фразу: «Дайте мне управлять деньгами страны, и мне нет дела, кто создает ее законы» [30, с. 10].
ШТАТЫ ОТ ОКЕАНА ДО ОКЕАНА
После распада СССР мир оказался под мощным военно–политическим прессингом Соединенных Штатов Америки, представляющих собою наивысшую фазу развития западной талассократии. Особый статус США приобрели в связи с тем, что на данный момент ни одно теллурократическое государство не может бросить открытый вызов и оспорить в военно–политической и экономической борьбе американское могущество. Если до этого момента безудержное стремление морских торговых республик к завоеваниям наталкивалось на незыблемую мощь сухопутных империй, то сейчас Запад, в лице США, получил шанс утвердить свое абсолютное мировое господство.
Таким образом, Соединенные Штаты представляют собой военно–политический и экономический апофеоз западного экспансионизма. Об этом свидетельствует уже хотя бы то, что за два века после принятия американской конституции сухопутная территория США увеличилась более чем в четыре раза. Как заявил профессор А. Филд–младший, еще до завоевания независимости у американцев было нечто большее, чем изначальный инстинкт экспансии: у них было цельное видение мировой империи.
В 1783 году Дж. Вашингтон назвал новорожденную республику «поднимающейся империей». «Расширять сферу» призывал Мэдисон в 10–м номере «Федералиста»; в 14–м номере он говорил о «расширенной в своих пределах республике» как о «единой великой, уважаемой и процветаемой империи». Какими бы разными не были взгляды Гамильтона и Джефферсона, Джона Куинси Адамса и Джексона по ряду важных проблем, они соглашались в одном — в необходимости экспансии. Соединенные Штаты, «зародившиеся как империя, — писал Р.У. Вэн Элстайн, — по самой своей сути расширяющаяся имперская держава» [31, с. 188]. Даже их возникновение стало следствием морской экспансии предшествующего западного лидера — Великобритании, которая основала целый ряд своих баз, а потом и колоний на побережье Северной Америки. Однако дух завоевания не позволял колонистам довольствоваться лишь прибрежными территориями и толкал их в направлении огромного американского пространства. Его стихийное покорение и захват начались задолго до возникновения США. Тысячи бывших европейцев на свой страх и риск устремились в глубину Американского континента, ведомые мечтой о фантастическом обогащении. Все, что появлялось на их пути, препятствуя воплощению этой мечты, было обречено на уничтожение. «Золотая лихорадка» американских поселенцев в сочетании с полудикой вседозволенностью и презрением к ближнему превратили их в агрессивную массу борющихся между собой авантюристов, захватывающих «свободные» земли аборигенов.