По своей сути, американская школа похожа на советские заведения для умственно отсталых детей, в которых им прививались элементарные навыки, позволяющие адаптироваться в обществе. Вот что о ее методах обучения пишет российский эмигрант, сейчас преподающий в США:
«Тесты по языку основаны на проверке словарного запаса: считается, что образованность есть знание кучи красивых слов. По математике — много типовых задач, похожих на твои головоломки, но попроще и одинаковые. То есть надо быстро выполнять некий набор заученных мозговых движений. Есть даже такое занятие — подготовка к тестам. Любимая задачка — продолжи последовательность: надо угадать закон (иногда довольно сложный) и продолжить ряд.
А еще содержание обучения очень мало зависит от возраста учеников — от класса к классу меняется лишь количество задач, которые нужно решить за отведенное время. В спецклассе, где учится Максим, они изучают в начале 5 класса программу 6–го и 7–го. А в конце 5 класса, как сказала нам учительница математики на родительском собрании, они будут решать задачи на уровне девятого класса. Из этого следует одно: объем новых знаний, который дается с 5–го по 9–й классы, очень невелик. (Я не могу представить себе советский спецкласс, где решают задачи девятого класса в пятом.) В этом еще одна беда американской школы — жевание мочала годами» [86].
О том, что представляет собой метод образования в американских школах, также можно понять из интервью российского академика Владимира Игоревича Арнольда «Парламентской газете». Размышляя о западной системе образования, он вспомнил курьезный случай, который произошел с министром национального образования Франции. Когда тот спросил французского школьника, сколько будет два плюс три, то получил весьма оригинальный ответ: «Два плюс три будет столько же, сколько три плюс два, потому что сложение коммутативно…»
В. Арнольд: У него был компьютер, и преподаватель в школе научил им пользоваться, но суммировать «два плюс три» в уме парень не мог. Министр был потрясен и предложил убрать из всех школ преподавателей, которые учат детей компьютеру, а не математике.
Журналист:И в чем вы видите основную причину случившегося?
В. Арнольд: Я могу продемонстрировать это еще одним примером. Несколько лет назад в Америке шли так называемые «Калифорнийские войны». Штат Калифорния вдруг заявил, что школьники не так подготовлены, чтобы учиться в университете. Ребятишки, приезжающие в Америку, к примеру, из Китая, оказывается, подготовлены гораздо лучше, чем американские. Причем не только в математике, но и физике, химии, в других науках. Американцы превосходят своих зарубежных коллег во всевозможных сопутствующих предметах — в тех, которые я называю «кулинария» и «вязание», а в «настоящих науках» сильно отстают. Таким образом, при поступлении в университет американцы не выдерживают конкуренции с китайцами, корейцами, японцами.
Журналист:Понятно, что такое наблюдение вызвало шок в американском обществе, так как в нем не принято отводить соотечественникам «вторые места» ?!
В. Арнольд: Американцы тут же создали комиссию, которая определила круг проблем, вопросов и задач, который должен старшеклассник знать и уметь решать при поступлении в университет. Комитет по математике возглавил Нобелевский лауреат Гленн Сиборг. Он составил требования к ученику, оканчивающему школу. Главное из них — умение 111 разделить натри!».
Журналист:Вы шутите?
В. Арнольд: Отнюдь! К 17 годам школьник должен эту арифметическую операцию делать без компьютера. Оказывается, сейчас они этого не умеют… Восемьдесят процентов современных учителей математики в Америке понятия не имеют о дробях. Они не могут сложить половину с третью. Среди учеников этот контингент составляет 95 процентов!
Журналист:Звучит анекдотично!
В.Арнольд: …Теперь о физике. Я сам читал требования к «их» федеральной программе. Там, в частности, говорится о том, что школьник должен знать о двух фазовых состояниях воды, которая в холодильнике превращается из одного в другое. Гленн Сиборг потребовал, чтобы было введено в программу три фазовых состояния — еще и водяной пар. Однако Конгресс и сенаторы запротестовали, прошли бурные дебаты, и штат Калифорния был осужден и осмеян за то, что посмел усомниться в качестве образования американцев. Один из сенаторов, например, сказал, что он набрал 41,3 процента голосов избирателей, и это свидетельствует о доверии к нему народа, а потому он всегда боролся в образовании только за то, что он понимает. Если же нет, то и учить такому не следует… Аналогичными были и другие выступления. Два года продолжалась битва. И все–таки победил штат Калифорния, так как очень дотошный адвокат нашел в истории США прецедент, при котором закон штата становился в случае конфликта выше федерального. Таким образом, образование в США временно все–таки победило…
Журналист:А вы не преувеличиваете? Значит, теперь там научатся делить 111 на тройку?
В.Арнольд: Ирония ваша понятна, но я попытался докопаться до корней проблемы. И докопался до… Томаса Джефферсона.
Журналист:Третьего президента США ?
В. Арнольд: Его — голубчика! Отец–основатель Америки, творец конституции, идеолог независимости и так далее. В своих письмах из Вирджинии у него есть такой пассаж: «Я точно знаю, что ни один негр никогда не сможет понять Евклида и разобраться в его геометрии». Поэтому нынешние американцы вынуждены отвергать Евклида, математику и геометрию. И все это заменяется знанием того, на какую кнопку надо нажимать… Размышления, мыслительный процесс заменяется механическим действием, и это выдается за борьбу с расизмом! [87]
В своей образованности Европа ничуть не уступает США. В Германии функционально неграмотное население составляет 14%, в Великобритании — 22%. Во Франции, которая считается образцом высокой культуры, их — 36%. В связи с этим в сентябре 1997 года очередной номер солидного французского еженедельника «Пуэн» вышел с кроваво–красным анонсом на черной обложке: «40% школьников не умеют читать — немыслимо!»
А вот что по поводу европейской системы образования пишет российский эмигрант, преподающий сейчас в Сорбонне: «В Швейцарии треть взрослого населения не в состоянии прочесть инструкцию к лекарству и разобрать то, что написано в избирательном бюллетене, что, однако, не мешает жителям этой маленькой, но гордой страны активно участвовать во всенародных референдумах — ключевом инструменте их «прямой» демократии. Немногим лучше дело обстоит в Бельгии. В Испании система образования разваливается прямо на глазах. Преподаватели испанских университетов жалуются, что уровень подготовки многих студентов настолько низкий, что на первом курсе их вновь приходится учить простейшим правилам правописания и арифметики [215] . О невежестве европейцев, которым пока еще далеко до зияющих высот клинического скудоумия обитателей Нового Света, можно тоже слагать легенды. Одна моя знакомая европейка, представительница так называемого среднего класса, убеждена в том, что солнце восходит на юге, а заходит на севере. Учительница франкоязычной средней школы, в которой учится сын одного моего коллеги, не знает, кто такой Александр Дюма и кто такие «три мушкетера». Упоминание о таких странах, как Украина или Азербайджан, ввергает европейца в состояние глубокого культурологического шока» [88].
Подобное невежество не случайно. Вся система западного образования основана на том принципе, что человеку необходимы лишь только те знания, которые могут пригодиться в практической жизни, то, что позволит ему без лишних проблем работать и потреблять. Человек должен быть функционален, и не более того. Запад никогда не ставил перед собой цель воспитания непрерывно самосовершенствующейся, гармонично развитой духовно, интеллектуально и физически личности, обладающей целостным представлением о мире и стремящейся к творческой самореализации. Запад стремился репродуцировать человека–функцию — надежный, управляемый микроэлемент социально–экономической метасистемы. Примитивный индивид — основа стабильности и прогресса по–западному. Он хорошо выполняет свою профессиональную и социальную роль, он четко знает «что есть добро и зло» и живет точно по изначально установленным правилам, т.е. он «правильный» во всех смыслах этого слова. Но вместе с тем он не имеет внутреннего содержания (что собственно и позволяет ему достигать «правильности»). По сути, современный западный обыватель — это лишь ухоженная, с любовью взлелеянная психосоматическая оболочка, внутри которой экзистенциональная пустота. Обладающий примитивным разумом и набором базовых жизненных правил, заменяющих ему духовность, человек утратил свою непосредственную индивидуальность, а потому и качества даже относительно свободного и независимого существа. В таком состоянии он абсолютно зависим, представляя собой идеальный объект для манипуляций. Вместе с угасанием поля традиционной культуры, на Западе исчезло и духовное напряжение, а вместе с ним воля индивида к ежесекундному отстаиванию себя как уникального, самобытного духовно–психологического явления. Становясь примитивным, он способен защищать себя лишь как индивидуалистически настроенную биологическую особь.
215
Лауреат Нобелевской премии испанский писатель Камило Хосе Села, лицезрел стремительное интеллектуальное разложение своего народа, эмоционально воскликнул: «Испанцы, вы превращаетесь в нацию ослов и баранов!»